Начнем с простого: как вы пришли к написанию рецензий профессионально и можно ли это назвать профессией?

У меня сегодня юбилей, 10 лет, как я занимаюсь кинокритикой. Первый свой текст я написал в 2015 году. Это было посвящено фильму «Спектр» предпоследней части «Бондианы». Тогда рецензия была опубликована, я получил деньги за нее и с тех пор стал писать регулярно и за деньги. На этой неделе я написал 8 рецензий, так что да – критика это профессия.

Но я знаю, вы работаете одновременно кинокритиком и дизайнером. Однако кем же вы мечтали стать в детстве?

В детстве я мечтал быть дальнобойщиком. Но эта мечта совершенно не реализовалась, у меня даже прав нет. Чуть позже я захотел стать дизайнером. Я помню, писал сочинение в детском саду на тему «Кем ты хочешь стать?» Я написал, что я хочу быть дизайнером, как папа. И так и получилось.

Большую часть денег, которые я зарабатываю для своей семьи, я зарабатываю дизайном, а не кинокритикой. На кинокритике, если честно, много не заработаешь.

Я помню, когда у меня были занятия по профориентации, все пацаны пошли на автодело, а я пошел на журналистику. Это просто было лучше и выбор был небольшой: или журналистика, или автодело. Хотя тогда преподаватель не отметил у меня никаких задатков.  (смеется)

 Вы пишете больше рецензий на зарубежные фильмы. Почему так? Провокационный вопрос, но чего, на ваш взгляд, не хватает современному российскому кино?

Во-первых, денег, конечно. Наше кино очень бюджетное по сравнению с американским. Это так удивительно, мне кажется, что у нас невероятно богатая страна. Но почему-то не вкладывают деньги в кино.

У нас есть и классные режиссеры, и классные сценаристы, и прекрасные актеры. У нас всего полно. Это довольно просто доказать. Наши актеры прекрасно играют на Западе. Есть Борисов и Колокольников. Не говоря уже про то, что у нас было великое кино советское: 60-е, 70-е, 80-е. Тарковский, Герман, все эти люди с нами навсегда. Каких-то комплексов неполноценности нам испытывать ни к чему. И тем не менее, то, что сейчас происходит, это ужас и кошмар. Особенно изоляция от мирового кинопроцесса. Как выяснилось, мы вообще ничего не умеем, кроме того, что русские сказки снимать. А конкурировать с Западом мы не хотим и счастливы, что конкурировать больше не надо.

Это невероятно вредит всему кинопроцессу. Мы должны участвовать во всех этих фестивалях. Это важнейшая часть нашей общей работы. Кино – это невероятно важная штука. Нельзя его превратить в какой-то конвейер по производству киносказок.

Я очень болею за отечественное кино. А не пишу про него просто потому, чтобы гадости не писать. Очень часто заранее понятно, что идти не нужно.

Раз уж мы заговорили о взгляде на кино, что повлияло на формирование именно вашего? Кто ваш режиссер-учитель? И какой фильм или сериал вы считаете эталоном в своем жанре и почему?

Когда я был младше, мне очень нравился Квентин Тарантино. И даже не в том смысле, что он снимает очень классные фильмы, а в его отношении к кино. Он настоящий фанатик, мне это очень нравится, потому что я тоже фанатик.

А теперь я стал старше и мне больше нравится Мартин Скорсезе. Мне всегда нравился Дэвид Линч. У меня много учителей-наставников, на которых мне хочется равняться. Иногда чувствую невероятную близость к Люку Бессонну. Когда я вижу его фильмы, понимаю, что мы читали одни и те же книжки.

Сейчас, наверное, Скорсезе мне больше всех нравится. Во-первых, он еще жив и работает. Клинт Иствуд, например, жестковат для меня. Его жизненная позиции яростного республиканца мне не близка. Поэтому мне сложно ему сочувствовать по-настоящему. А Скорсезе нет. И в этом смысле мы с ним совпадаем. Хотя он, конечно, с перебором религиозен, что мне непонятно.

Рецензия и отзыв – это разные вещи. Рецензия – это аналитический жанр. А отзыв может позволить себе какие-то эмоции. Чувствуете ли вы давление со стороны аудитории, что вам нужно выдать какой-то четкий анализ, а не только собственное мнение?

Нет, давление со стороны аудитории я не чувствую. Бывает давление со стороны редакции. Есть какие-то цензурные рамки. То есть, например: про Владимира Путина нельзя писать, про церковь нельзя писать, нельзя наехать на власть. За последние 10 лет ограничений стало очень много. Раньше свободы самовыражения было больше. Сейчас приходится себя все время одергивать. Ты долго в системе и понимаешь, что можно и что нельзя.

Я не пишу политические тексты. Политика в мой текст вмешивается просто потому, что все кино, оно про наши дни. Люди, которые снимают кино, даже если оно снято про Наполеона, все равно стараются, чтобы это выглядело актуально сейчас. Когда ты сценарную заявку оформляешь, есть такой вопрос: «В чем актуальность вашего кино?» И поэтому мне, как рецензенту, нужно этот материал оценить. У меня нет строгого списка вопросов, на которые мне нужно ответить. Но актуальность – это важная штука.

Сталкивались ли вы с прямым или завуалированным предложением написать проплаченную рецензию? И как вы относитесь к этой практике?

Да, конечно. Есть несколько структур, даже городских, которые время от времени выпускают российское кино. «Газпром-Медиа» – самые известные. В «Свердловской киностудии» я знаю несколько сотрудниц, которые имеют отношение непосредственно к кинопроизводству.

Например, фильм «Нелюбимка». Я вообще не знал, кто такой Niletto. Но мне позвонила знакомая, сказала: «Слушайте, мы выпускаем кино, приходи на премьеру и пожалуйста, напиши нам хороший текст». Понятно, что содержание у меня не просили редактировать. Хотя, на самом деле, просили немножко.

Раза два или три за все эти 10 лет была ситуация, когда мне реально приходилось что-то переписывать. Я написал что-то, ко мне обратился редактор и сказал: «Слушай, тут такая ситуация, мне пишут из «Газпрома», нужно что-то исправить, короче, исправь». Я такой: «Я ничего не буду править». И он такой: «Хорошо, сами исправим». Это редко бывает.

Раз мы начали говорить про искусственный интеллект, как вы думаете, такие явления, как тот же искусственный интеллект, изменят кинематограф в ближайшие годы?

Ну, не слишком сильно, но, я думаю, конечно. Он просто влияет сразу на все сферы, поэтому его влияние не нужно отрицать, даже сейчас. Можно заставить художника нарисовать за бешеные бабки, а можно просто использовать искусственный интеллект.

Люди шутят, что в 2040 году билет в кино на созданный человеком фильм будет стоить гораздо дороже, чем билет на фильм, который сделан искусственным интеллектом. Как вы думаете, мы близки к этому будущему?

Очень. По крайней мере сейчас. В силу своей профессии дизайнера, я очень тесно связан с искусственным интеллектом. Такие инструменты, как искусственный интеллект, очень помогают. Но они далеки от совершенства, от того, чтобы заменить настоящих художников, заменить дизайнеров, заменить журналистов.

Если их эволюция будет такой же или еще ускорится, то да, я думаю. Мы не далеки от всех этих цифровых фильмов. Это наверняка произойдет.

Кино итак становится элитным искусством. Все смотрят коротенькие ролики, какие-то клипы. А по-настоящему идти в кинотеатр, сесть перед экраном, заплатить 500 рублей за вход, уже мало кто так делает. Проблема кино не вымрет. Но кинотеатрам придется сокращаться и превращаться в какие-то элитные заведения, где билеты будут стоить как билеты в оперный театр.

Сейчас вы работаете кинокритиком в Екатеринбурге. Чувствуете ли вы себя частью локального культурного сообщества и есть ли на ваш взгляд у региональной кинокритики свои особенности по сравнению со столичной?

Конечно, есть. Да, пожалуй, чувствую. Меня стали чаще звать на разные передачи. Да, конечно, есть гигантская разница между столичной и региональной журналистикой. Сейчас россияне в меньшей степени вовлечены в европейские процессы, они реже ездят в Канны на фестиваль. Мне бы хотелось съездить в Канны на фестиваль, но никто из местных СМИ не может предоставить такую возможность. Мне это действительно интересно. Мне кажется это очень важно и круто, но здесь, на нашем региональном уровне, во-первых, некому за это платить, а во-вторых, это не тот уровень, мне это не нужно здесь. Такой материал очень дорогой.

Помогает ли вам занятие кинокритикой утолить желание быть услышанным?

Быть услышанным – это самое важное, что мною движет. Ощущение, что ты не один. Что, да, есть люди, которым это важно. Они мои единомышленники в некотором смысле. Мы имеем отношение к одному тексту: я его пишу, они его читают, поэтому мы как братья.

Лапшина Глафира, студентка 1 курса факультет журналистики УрФУ